Воспроизводство лесов в России

Согласно статистике, лесов в нашей стране не просто много, а очень много, и с каждым годом их становится еще больше. Национальный проект «Экология» предусматривает выделение регионам огромных средств на ежегодную высадку молодняка. Но как обстоят дела на самом деле? Об этом размышляет руководитель лесного отдела «Гринпис России» Алексей Ярошенко.

Алексей Ярошенко.jpg


Алексей Ярошенко,
руководитель лесного отдела «Гринпис России» и редактор новостей «Лесного форума Гринпис». Биолог, закончил биофак МГУ имени М. В. Ломоносова и аспирантуру Пущинского государственного университета, кандидат биологических наук. Работает в «Гринпис» с 1996 г., в российском природоохранном движении (Дружина охраны природы Биофака МГУ и др.) – с 1984 г.


НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ СВОИМ…
Статья 17 Лесного кодекса Российской Федерации говорит, что проводить сплошные рубки на лесных участках, предоставленных для заготовки древесины, можно только при условии воспроизводства лесов. Официальная статистика (данные Единой межведомственной информационно-статистической системы  – ЕМИСС) утверждает, что лесовосстановление в нашей стране ежегодно проводится на площади, примерно равной суммарной площади всех видов сплошных рубок: например, в 2018 году  – 954,6 тыс. га, в 2017 году  – 968,1 тыс. га, в 2016 году  – 842,7 тыс. га и т.  д. Судя по данным Росстата за 1992–2018 годы, по различным опубликованным данным за предыдущие десятилетия и по предварительным оценкам за 2019 год, всего за послевоенный период в нашей стране лесовосстановление было проведено на огромной площади в 96 млн га, в том числе искусственное, то есть посадка или посев леса – 19,6 млн га. Восстанавливали, разумеется, хозяйственно ценные леса – в основном хвойные, в самых южных регионах – твердолиственные.

Почти три четверти от этой огромной площади, на которой было проведено лесовосстановление, пришлось на советское время  – соответственно, возраст этих трех четвертей восстановленных хозяйственно ценных лесов сейчас должен составлять не менее 30 лет. Возраст примерно половины восстановленных за послевоенный период хозяйственно ценных лесов должен составлять сейчас не менее 50 лет, то есть, по меркам европейского лесного хозяйства, эти леса сейчас должны проходить период интенсивного промежуточного пользования, или, иными словами, коммерческих рубок ухода, а самые старшие – приближаться к возрасту спелости.

Если бы все эти леса использовались для выращивания и заготовки древесины хотя бы с той же интенсивностью, как в среднем леса Северной Европы (2,5–3 м3/га в год), они давали бы лесному сектору России 240–290 млн м3 древесины ежегодно. И не было бы нужды в освоении оставшихся лесов высокой природоохранной ценности, а лесным предприятиям, деревням и поселкам не приходилось бы вымирать из-за истощения сырьевых баз.

Для сравнения: объем учтенной заготовки древесины в лесах России составил в 2018 году 238,6 млн м3, а общий объем, с учетом всех возможных перерубов и воровства,  – примерно 300 млн. То есть при интенсивном и рациональном использовании хозяйственно ценные леса, восстановленные в нашей стране за послевоенный период, могли бы полностью удовлетворить нынешнюю потребность российского лесного сектора в древесине.

На практике же мы видим нечто совершенно
противоположное

Основные объемы заготовки хозяйственно ценной хвойной древесины приходятся на нынешние или относительно недавние территории пионерного освоения тайги, то есть на леса естественного происхождения, к появлению и формированию которых лесохозяйственная деятельность человека не имела практически никакого отношения. А на староосвоенных лесных землях, особенно в таежной зоне, на месте былых хвойных лесов мы видим огромные площади березняков и осинников, самостоятельно, без какой-либо помощи человека выросших на месте рубок и гарей послевоенного периода. Конечно, березняки и осинники – это тоже леса, но абсолютному большинству предприятий российского лесного сектора нужна в первую очередь хвойная древесина, за которой им приходится забираться все глубже и глубже в последнюю неосвоенную тайгу – или всеми правдами и неправдами рубить леса с различным охранным статусом. Хотя бы относительно замкнутый цикл лесовыращивания, при котором лесозаготовители рубят специально восстановленные и выращенные леса, обнаруживается лишь в отдельных районах малолесной зоны, где вообще к лесу принято относиться более бережно, да и деревья растут гораздо быстрее, чем в тайге.

ГЛАВНОЕ – ПРОЦЕСС, А НЕ РЕЗУЛЬТАТ?
Куда же подевались все эти огромные площади восстановленных за послевоенный период хозяйственно ценных лесов, и почему они не обеспечивают нашу страну теми древесными ресурсами, которыми должны были обеспечить при правильном ведении лесного хозяйства?

Ответ на этот вопрос очень прост: за исключением относительно небольших в масштабах страны площадей интенсивно выращиваемых лесов в регионах малолесной зоны и совсем немногих успешных случаев в зоне тайги, этих лесов нет. Точнее, леса-то, конечно, есть  – благо в лесной зоне практически каждая брошенная на произвол судьбы вырубка или гарь довольно быстро зарастает деревьями; но это совсем не те хозяйственно ценные леса, ради которых проводилось лесовосстановление, выращивались и сажались миллиарды сеянцев сосны, ели, дуба и других ценных деревьев, за которыми на первых этапах их развития даже пытались как-то ухаживать.

Дело в том, что посадить лес или еще каким-либо образом обеспечить лесовосстановление  – еще не значит его вырастить. Чтобы воспроизводство леса оказалось успешным, оно должно начинаться как минимум за несколько лет до рубки конкретного участка (со сбора семян деревьев и выращивания посадочного материала в лесном питомнике), а заканчиваться  – через полтора-два десятилетия после собственно лесовосстановления, с окончанием всей необходимой последовательности рубок ухода в молодняках. Только в этом случае получается сформировать ценный молодой лес, состоящий из деревьев нужных пород и имеющий оптимальную густоту, при которой каждому дереву хотя бы до первых коммерческих рубок ухода (прореживаний или проходных) хватало бы пространства для развития. Если же молодой лес, пусть даже высаженный самыми лучшими сеянцами, оставить без ухода, то эти сеянцы или погибнут в результате затенения быстро растущей лиственной порослью (особенно если это светолюбивые сосна или лиственница), или будут десятилетиями едва расти под пологом лиственного леса. Именно этим у нас в подавляющем большинстве случаев заканчивается лесовосстановление.

ПОЧЕМУ ТАК? ПРИЧИН НЕСКОЛЬКО
Во-первых, лесовосстановление (в отличие от остальных элементов воспроизводства леса) традиционно воспринимается и властью, и обществом как некий очистительный и искупительный обряд: да, мы плохо обращаемся с нашим лесом, но мы хотя бы сажаем его после рубки, а значит, когда-нибудь срубленный нами лес вернется. Поэтому масштабы лесовосстановления постоянно растут, и действующий сейчас национальный проект «Экология» предполагает их дальнейшее наращивание. А вот у ухода за молодыми лесами, тем более на вырубках, которым сейчас уже 10, 20 и более лет, такого сакрального смысла нет. Идея посадить, например, молодую сосну вместо срубленной старой почти любым человеком воспринимается как что-то доброе и однозначно правильное. А вот идея, например, срезать осину, чтобы эта высаженная сосна могла выжить и вырасти, уже далеко не всем кажется правильной и важной. А первое без второго почти никогда не дает желаемого результата.

Проект «Экология» направлен на обеспечение баланса выбытия и воспроизводства лесов в соотношении 100 % к 2024 году
Во-вторых, наша система управления лесами исторически ориентируется прежде всего на формирование правильной отчетности – законы, правила и системы контроля за их исполнением делаются такими, чтобы по отчетам все было хорошо. Например, в 1994 году был введен новый отраслевой стандарт (ОСТ 569993 «Культуры лесные. Оценка качества»), который позволил искусственно восстановленные ценные леса, забитые порослью быстрорастущих малоценных лиственных деревьев и кустарников, которые раньше однозначно считались браком, теперь считать лесными культурами второго класса качества. В 2014 году в нашей стране появилась система государственного мониторинга воспроизводства лесов, но сконструирована она была таким образом, чтобы проверять результаты, достигнутые к середине периода уходов за молодняком (примерно к 10 годам после лесовосстановления). Проверка окончательных результатов воспроизводства леса в рамках этой системы не предусматривается в принципе – таковы правила. Подобных примеров в нашем лесном законодательстве – тьма, и они самовоспроизводятся при всех переменах лесных законов и правил.

В-третьих, по нашему лесному законодательству, разрешенный объем заготовки древесины (так называемая расчетная лесосека, исчисляемая по старинным немецким алгоритмам времен наполеоновских войн и обычно на основании неактуальной информации о лесах) практически никак не зависит от результатов воспроизводства лесов и качества лесного хозяйства в целом. Лесопользователь, относящийся к своему лесу самым добросовестным образом и наилучшим образом обеспечивающий его воспроизводство, имеет право рубить так же и столько же, как и лесопользователь, лишь изображающий какое-то примитивное хозяйство. При нашем лесном законодательстве и при выстроенной на его основе нынешней системе государственного управления лесами стимулов к правильному обращению с лесом у хозяйственников просто нет.

Читайте также в рубрике
09.08.2023
Лесные ресурсы
23.06.2023
Лесные ресурсы
25.05.2023
Лесные ресурсы
06.03.2023
Лесные ресурсы
06.12.2022
Лесные ресурсы
28.11.2022
Лесные ресурсы
21.11.2022
Лесные ресурсы
10.10.2022
Лесные ресурсы
15.08.2022
Лесные ресурсы
08.08.2022
Лесные ресурсы